В лугах кончилась трава. Ту, что появилась весной, коровы съели, а новая не отрастала. Голодные коровы молока давали совсем мало.

Родниковый пруд на краю деревни обмелел. По утрам и вечерам на обмелевший пруд прилетали лесные птицы: в лесу пить было нечего, озерца и болотца там совсем высохли.

Много недель стояла такая сушь.

В июле погода начала меняться. Поплыли в небе облака — белые, синие. Иногда вдалеке проплывали сине-чёрные, дождевые. Из них до самой земли свисали косматые бороды. Бороды медленно тащились по земле, накрывали поля, леса, деревни. Это были густые дождевые струи. Там шёл дождь.

А в Горках дождя всё не было.

— Прямо наказание! — говорили люди. — Хоть плачь…

Но однажды приплыло сине-чёрное облако и к Горкам. Оно было небольшое, даже солнца не закрыло, а смотреть на него было страшно. Облако клубилось, будто кто-то ворочался в его середине. Над самой деревней в нём сверкнула молния, ударил гром. В ту же минуту пошёл дождь.

— Дождались! Дождались! — кричали маленькие и большие.

Крупные капли, похожие на спелые, прозрачные ягоды, стукались о землю, разбивались в мельчайшие брызги, и у самой земли возник белый туман.

Хорошо было в сыром тумане на огороде. Свеколки подняли навстречу дождику листья и пили вдоволь.

Струи между тем становились гуще, капли — тяжелее. И вдруг посыпал град. Из облака летели уже не прозрачные ягоды, а белые пули. Они звенели по стёклам, скакали на крышах и нещадно дырявили листья свеколок, вбивали их в размокшие грядки.

Так с градом и ушло облако.

— Сначало поило, потом колотило… — говорили люди про облако.

Ночные страхи

Мокрая осень — не радость. На улице сыро, грязно. Внук Сергей до чего ни дотронется, всё на нём оставляет следы. Прутик поднял с земли, и тот ладошку измазал.

Дед Сергей уехал с колхозниками в город за удобрениями. Вернётся поздно ночью. Внуку скучно без деда. И бабушке Дуне скучно. Чтобы меньше скучать, они легли пораньше в постели. Легли-то легли, да никак не спится. В окно дождик стучит, словно просит пустить его в тёплый дом. А что делается в печной трубе, и сказать невозможно. Гудит там, шуршит, стонет…

Сергей знает: это ветер. Но на всякий случай спросил бабушку:

— А почему в трубе гудит?

Бабушка Дуня в шутку, конечно, говорит:

— Это черти там возятся. Тесно им, вот и гудят.

— А какие черти?

— Чёрные. Как козлы. Только хвосты длинные.

Внук Сергей тут же соскочил со своего диванчика — и на кровать к бабушке.

Бабушка стала стыдить внука. И вроде бы уж пристыдила. Но в это время в трубе гуднуло совсем ужасно. А в сенях кто-то спрыгнул с чердака на лестницу и звонко, как на копытцах, поскакал по ступенькам вниз. Десять ступенек на лестнице — десять раз и скаканул.

— А кто там? — спросил внук Сергей. — Тоже чёрт?

Бабушка Дуня не знает, что сказать. Самой сделалось страшно. Не чёрт, но кто-то ведь прыгает…

Обхватила бабушка внука руками — никому ни за что не отдаст Сергея. Укутались одеялом с головой, лежат — оба не дышат. Свет бы зажечь, но выключатель на другой стене избы. Пока в темноте его нашаришь, умрёшь сто раз…

На счастье, дед Сергей приехал из города. Он послушал страшный рассказ и велел внуку одеваться.

— Пойдём разузнаем, кто в сенях прыгал. Если своими глазами прыгуна не увидишь, страх так и будет сидеть в тебе.

Внук Сергей деда Сергея за руку держит крепко. Взявшись за руки, обошли сени. И увидели в углу старое решето.

— Вспомни-ка, — говорит дед Сергей, — лежала здесь эта штука днём? Не лежала. Она под крышей на гвозде висела. Ветер дунул, решето с гвоздя соскочило, попало на лестницу и запрыгало по ней.

Внук Сергей верит и не верит. Тогда дед Сергей залез на чердак и пустил решето по лестнице. Получилось такое же скакание, как в те страшные минуты.

А теперь совсем не страшно было, даже весело. Решета испугались!

Снег

Нынче зима снежная. Сугробов намело — заборы еле видно! Люди, как проснутся утром, берут лопаты и начинают чистить дорожки: к колодцам, к сараям, к большой дороге, что идёт вдоль деревни.

А эту дорогу чистит бульдозер. Он похож на огромный рубанок. Рубанком строгают доски, чтобы были ровные, а бульдозер делает ровной дорогу. У него мотор гудит, гусеницы тарахтят, дым вылетает из трубы. Трясётся бульдозер от напряжения: тяжело толкать перед собой гору снега. Всё равно толкает. Обратно едет быстро, весело — будто радуется, как гладко дорогу выстрогал.

А снег всё идёт и идёт.

Когда ветра нет, снежинки опускаются на землю неторопливо, без толкотни. Но чуть дунет ветер — закружатся, забегают, будто начинается у них игра в догонялки.

Ветер дует всё сильнее, гудит в проводах — и снежинки несутся над землёй, никак не могут опуститься. Из тучи снежинка выпала над дальним городом Переславлем, до Горок долетела, а всё нет остановки. Остановка будет у леса. Ударится ветер об лес и затихнет. И снежинка упадёт. Поэтому-то на опушке сугробы самые глубокие. Выходила из леса лосиха, по самое брюхо провалилась.

С морозами кончил снег падать. На небе солнце жёлтым кружком. На солнце смотреть больно, а на снег ещё больнее: слёзы застилают глаза — так искрится белое поле. И тишина кругом… Такая тишина, что слышно, как шуршит что-то в студёном воздухе. Что же это шуршит? Даже будто звенит…

Встал против солнца, присмотрелся и увидел: опускается на поле из поднебесья легчайшая сеть, её хрустальные колечки шуршат и звенят.

Над полем летели синицы. Попали в сеть. А сеть не опасная: пронеслись птицы сквозь неё, даже не испугались.

Потом я узнал, что показались мне сетью крошечные снежинки. Они не в туче родятся, а просто в морозном воздухе и сыплются оттуда.

Ещё узнал, что учёные разглядывали в микроскоп пять тысяч снежинок и не нашли одинаковых.

На лопате, когда человек дорожку чистит, и в горе перед бульдозером, и в том сугробе, по которому лосиха лезла, лежат миллиарды снежинок. А нет в этих миллиардах хотя бы двух одинаковых. Вот он какой, снег!